Пишу по горячим следам - под впечатлением только что  закончившейся передачи «Полный Шалом», которую ведёт   популярный в «русском» Нью-Йорке журналист Виктор Топаллер на пару с Ларисой Герштейн (по телефону из Иерусалима).
В тот  вечер -  8 июля - «Полный Шалом» представлял из себя бурную эмоциональную дискуссию, ибо спонтанно возникшая тема затрагивала лично каждого: и ведущих, и радиослушателей. 

Передача продолжалась около полутора часов. Постараюсь кратко, по памяти, изложить ключевые моменты. Заранее прошу прощения за возможные неточности и за некоторые изменения последовательности разговора, ибо по ходу передачи радиослушатели задавали вопросы, напрямую не связанные с основной темой спора. 

Радиослушателей интересовало, как в Израиле относятся к безвизовому обмену с Россией. Лариса  ответила, что по мнению многих, для Израиля это очень опасный шаг, ибо маленькую страну легко наводнить всякими преступными элементами. Большинству израильтян безвизовый въезд в Россию абсолютно не нужен. Те, кому он нужен, имеют двойное гражданство. А заинтересованы в этом бизнесмены, связанные с Россией, которые и протолкнули это опасное для Израиля соглашение. К слову, Лариса упомянула, что сейчас раскрывается масса финансовых махинаций, связанных  с отдачей арабам Газы.
«Отстаивать свои интересы, - сказала Герштейн, -  нам нужно учиться у России. Уже несколько лет она требует от Израиля отмены сделки, совершённой в советские времена. Тогда  Израиль в обмен на апельсины (на сумму 3 миллиона долларов ) купил «Русское подворье» в Иерусалиме. И, наконец, России удалось уговорить израильтян вернуть ей бывшую ее собственность (?)... 

Мы тоже должны потребовать у России, по крайней мере, компенсации за то имущество, которое евреи-беженцы оставили в той стране.   Вспомните, как уезжала алия 70-х годов - около 200 тысяч человек.   Мы оставили там всё нажитое несколькими поколениями. Многие бросали кооперативные квартиры, да ещё заплатив за их ремонт. Люди навсегда лишались заработанных пенсий. Платили за образование, за отказ от гражданстсва  -  по тем временам огромные деньги.

Вы помните тот мизерный список резрешённого к вывозу? Уезжали с шестью серебряными ложечками. Не говоря уже об издевательствах и грабеже  на таможне».

Слова Ларисы Герштейн напомнили мне строки из автобиографической книги профессора Г. Брановера «Возвращение», в которой автор упоминает о том, в какие долги ему пришлось влезть, чтобы перед отъездом выплатить бывшей родине изрядные суммы за образоваеие, учёную степень и т.д. Получилось, что за многие годы успешной работы он не заработал ничего, кроме долгов.

В монолог Л. Герштейн вмешался Виктор Топаллер: «Но ведь нас никто не принуждал уезжать. Разумеется, для евреев там была масса проблем. Чтобы куда-то пробиться, многие находили  способы скрыть свою национальность. Существовала процентная норма на приёмы в вузы, были проблемы, иногда трудно преодолимые, для защиты диссертаций. Мы все чувствовали себя «хромыми» на пятый пункт, но, тем не менее, многие там ощущали себя вполне комфортно и не собирались уезжать. Я могу назвать десятки вполне успешных евреев – того же Аркадия  Исааковича Райкина.  Я, например, не скрывая своей национальности, поступил учиться, куда хотел, а потом, до отъезда, десять лет работал, где хотел...».

Герштейн: Витя, мы говорим о другом. Но что касается тебя, то ты поступил, несмотря на пятый пункт, потому что ты талантлив. А талант обычно пробивается.  

Когда ты говоришь о евреях, которым комфортно в русской культуре, то это тоже естественно. Ведь у нас отобрали всё, уничтожили еврейские  театры, литературу на идиш, посадили и убили многих еврейских деятелей культуры. Запретили иврит. Что остаётся?  Ведь люди должны чем-то жить.

Ты говоришь, что раз люди не уехали, значит, им не было так плохо. Разумеется, для некоторых людей творческая востребованность часто важнее национального самосознания. И тогда родной язык для них -  якорь. 

Ты сказал об успешных евреях, обслуживавших тот строй. Это были люди с изломанным национальным самосознанием, не чувствовавшие своего увечья. Конечно, таких было немало.

Радиослушатель: Я полностью согласен с Ларисой. Но даже успешные евреи в той стране чувствовали себя некомфортно. Мы близко знали композитора Модеста Табачникова, и он  говорил нам:  «Ребята, какие вы счастливые, что не видели  жизни в других странах, вам легче здесь жить».

Радиослушательница: Я хочу напомнить, что великий Райкин тоже чувствовал себя не слишком комфортно. На концерте в Киеве кто-то  крикнул ему с места: «Жид, убирайся!». Он тут же ушёл со сцены,  после этого у него был инфаркт. В Киев Райкин больше никогда не приезжал.

Герштейн: Мы не говорим о  людях, которые по тем или иным причинам были вынуждены или захотели остаться. Но ведь была масса  евреев, которые не могли вытерпеть своё униженное положение  людей второго сорта. Они шли на любые жертвы, отказались от всего, лишь бы бежать из той душной полицейской  страны. Я надеюсь, что Эдуард Кузенцов напишет свои воспоминания о сотнях политзаключённых, с которыми ему довелось встречаться за 16 лет сидения по тюрьмам. (Смертную казнь организаторам «самолётного дела» - ему и Дымшицу заменили 15 годами тюрьмы).

Примечание автора: генерал-майор КГБ  Иван Иванович  Рудерман много лет спустя признался Кузнецову: « Эх, промахнулись мы с вашим арестом! Дали бы вам улететь - не пришлось бы расхлёбывать эту кашу с бесконечными протестами Запада. Не пришлось бы разрешать эмиграцию…».

Еще одно примечание:   Отказник Вениамин Богомольский  даже вошёл в «Книгу мировых рекордов Гиннесса». Он ждал разрешения на выезд в течение двадцати с половиной лет ( с 1966 до 1986 года) Владимир и Маша Слепак находились в отказе 17 лет - с 1970 по 1987 г., когда им разрешили, наконец, уехать в Израиль. Отказники, которых было тысячи, находились в ужасном положении: за подачу документов на выезд их снимали с работы, больше никуда не брали, за «тунеядство» сажали в тюрьмы. (Из книги «Еврейский мир»  рабби И. Тёлушкина).

Топаллер: Я хочу, чтоб меня правильно поняли. В 70-х годах уехали друзья моих родителей. И я, тогда 13-летний мальчик (выросший на московской кухне), просил родителей последовать их примеру, но они остались. Через несколько лет я поступил учиться , куда хотел, не скрывая своей национальности. А потом работал. Уезжая, я тоже оставил свою квартиру на Кутузовском проспекте, предварительно сделав ремонт. Через год её можно было приватизировать и продать. Она стоила бы порядка 100 тысяч долларов. Но я не считаю себя беженцем, я - репатриант.

Да, такие, как Кузнецов, Дымшиц и многие другие, которые ради того, чтоб покинуть страну, рисковали жизнью, сидели в отказе, - таких немало, они действительно беженцы. Но есть и другие. Они ничем не рисковали и, приехав в новую страну, всё ещё считают себя жертвами и чего-то для себя требуют. Таких я беженцами не считаю.

Радиослушатель: Но среди нас есть очень много людей, не сидевших  в отказе , ничего геройского ради отъезда не совершивших, но при первой возможности они, бросив всё - квартиры, пенсии, имущество, работу, налаженный быт, без знания языка бежали из стран СНГ в неизвестность - ради детей, чтобы дети не повторили их путь, не были бы в стране своего рождения изгоями - людьми второго сорта.  Я считаю их настоящими беженцами.

Автор этих заметок: Если бы мне удалось дозвониться на передачу, я бы полностью поддержала Ларису Герштейн и этого радиослушателя. Наши родственники поступили именно так, бросив шикарную генеральскую квартиру в центре Ленинграда (100 квадратных метров), выменянную на две кооперативные квартиры, она бы тоже стоила больше 100 тысяч долларов), а также три пенсии и ещё много другого. Они поступили так только ради того, чтобы вырвать внучек из антисемитской страны. Я считаю, было бы справедливо, если б Россия вернула отобранные у беженцев средства, а  беженцы передали бы их (полностью или частично) Израилю, которому мы все очень обязаны, для строительства защитных сооружений  в Сдероте и других пограничных районах.

Радиослушательница: Я полностью согласна с Ларисой. Ведь с нами со всеми поступали как с рабами, как с крепостными. Сначала нас обменяли на пшеницу и начали выпускать. Потом перестали. Снова на что-то обменяли, и снова выпускали.

Радиослушатель : Виктор, Вы во всём правы кроме определения беженцев. Вы -  тоже беженец, и я тоже, потому что мы бросили там всё, уехав с двумя чемоданами, которые порезали на таможне..

Герштейн:  Я и говорю, что прежде чем требовать что-то у Израиля, пусть Россия возместит евреям отобранное. Да, они евреев не выгоняли, даже не выпускали, но при этом нас так дискриминировали, что мы  сбежали сами. И ведь уехали люди, которые любили ту культуру и служили стране верой и правдой. У нас в Израиле всё наоборот: арабы нас ненавидят. Но с каким непростительным попустительством мы относимся к их преступлениям!

Когда я была вице-мэром Иерусалима, я предлагала не финансировать арабские учебники, ибо они насквозь пронизаны ненавистью к евреям. А партия «Мерец» подала на меня в суд. Теперь – «бульдозерный теракт». Ведь если бы полицейский сразу застрелил арабского бандита, двух женщин можно было бы спасти. Но полицейский  боялся - засудят. Убийцу застрелил оказавшийся поблизости солдат, чьё имя по его просьбе  нигде не упоминается, ибо он не считает себя героем. Во время выселения из Газы он был на стороне поселенцев, за что полиция завела на него  уголовное дело, и потому его не брали а армию. Однако  он добился, чтобы его взяли на  службу, был при оружии и выполнил работу  за полицейского. А власти не могут решиться на разрушение дома террориста – даже несмотря на то, что  и дом построен незаконно. 

Попробуй еврей пристроить к дому какую- нибудь веранду! Тут же придёт полиция, и пристройку  снесут. В то же время 40 тысяч арабских незаконно построенных домов прекрасно стоят. Их тронуть нельзя, тут же шум на весь мир поднимут наши левые и правозащитники.  

Я считаю, что  у нас есть только один путь выжить и сохранить Иерусалим: сменить мягкотелую политику по отношению к арабам, начиная со сноса незаконных строений. А также необходимо всячески  стимулировать арабскую эмиграцию в другие страны.